Анатолий Гуревич(справа)
Марсель, 1942 год.
«…Я выехал из Советского Союза 15-го апреля 1939-го года. Проехал через Финляндию, Норвегию, Нидерланды, Францию как мексиканец. Во Франции мне вручили другой паспорт – уругвайца. С этим паспортом я прибыл в Брюссель…
В Бельгии я намеревался пробыть всего несколько месяцев для того, чтобы хорошенько подготовиться, а затем перебраться уже в качестве руководителя нашей резидентуры в Стокгольм. Эту резидентуру, как, впрочем, и другие, Центр намеревался создать на случай войны с Германией. Обстановка была тревожной. За столиками в кафе, на улице и даже в магазинах то и дело слышалось: «ля гер», то есть - война. В ходу был даже такой анекдот: «Вы слышали вчера шум у Дома Инвалидов, в Париже?» - спрашивает один приятель у другого. «Нет, а что случилось?» «Да Бонапарт проснулся. Приоткрыл крышку своей усыпальницы и говорит: «Это ты, Адольф? Я тебя жду, заходи…». То, что война – неизбежна, в этом летом 1939-го уже никто не сомневался…
По адресу, который мне далее еще в Москве, я должен был поселиться в гостинице, на окраине города. На деле же она оказалась… публичным домом. На следующий день я, по легенде - богатый уругваец, сбежал оттуда в центр, в гостиницу «Метрополь».
В тот же день я решил воспользоваться полученной рекомендацией и посетить ресторан при гостинице. Плохо ориентируясь в меню, я выбрал несколько блюд, заказав, как принято, еще и вино. Сижу, попиваю потихоньку бокал за бокалом, а обед мне все не подают. В недоумении, смотрю на официантку. Она, улыбаясь, тоже смотрит на меня. Я ничего не понимаю. Смотрю по сторонам и вижу нарядных посетителей, которые то и дело подходят к столику с закусками в центре зала, наполняют свои тарелки и удаляются обратно. Я решил, что в ресторане организован банкет, а меня случайно приняли за приглашенного. Именно этим объясняется задержка с обслуживанием. Наконец, подзываю официантку и больше жестами, чем словами - все-таки я – иностранец, - даю ей понять, что с нетерпением жду обеда. По-прежнему, улыбаясь она, наконец, приносит мне еду. Меня поражают маленькие порции заказанных мною блюд, по сравнению с теми, что употребляли гости «банкета». Покидаю ресторан злым и голодным, как никогда…
Только через несколько дней я узнал, что столы с закусками – вовсе не «банкетные столы», а, так называемый, «шведский стол», когда каждый может самостоятельно подходить и выбирать блюда, которые понравились. Я разволновался: «Неужели, богатый уругваец не знает, как вести себя в ресторане?». Решив, что мое поведение может вызвать подозрение, я переехал из «Метрополя» в небольшой пансионат, подальше от центра города.
Жизнь шла своим чередом. Я продолжал знакомиться с Брюсселем: побывал в королевском оперном театре, ходил на выставки, стал брать уроки верховой езды. Но в общем и целом было тоскливо: один - в чужом городе, в совершенно незнакомой стране, без какой-либо определенности… Я с нетерпением ждал встречи с «Отто», он же Жан Жильбер. В 1939-м он был резидентом разведывательного управления в Бельгии.
Вместе со своим приятелем Лео Гроссфогелем «Отто» организовал в Брюсселе компанию по изготовлению плащей и другой непромокаемой одежды. В Бельгии это достаточно актуально: климат в стране – влажный и переменчивый. Поэтому дела в компании «Руа де каучук»(«Король каучука») шли довольно успешно. Именно в этой компании, по плану Центра, я и должен был поначалу легализоваться.
Помимо «Отто» и Лео в руководство компанией входил Жюль Жаспар – достаточно известный тогда бизнесмен: его брат был одно время премьер-министром Бельгии, а сам Жюль – бельгийским консулом в одной из европейских стран. Именно с Жаспаром у меня сложились очень добрые, приятельские отношения, которые потом переросли в настоящую дружбу. Два года спустя, когда я вынужден был бежать из Бельгии, и скрываться вместе с Маргарет и ее сыном в Марселе, именно Жаспар, рискуя собственной жизнью, предоставит нам свою квартиру…»
